Как нанаец Кола Бельды стал главным чукчей Советского Союза
Имя Кола Бельды зачастую ничего не говорит сравнительно молодым людям, которые не застали советскую эстраду, но «Увезу тебя я в тундру» и «Песню оленевода» («…а олени лучше») знают, пожалуй, все. Их исполнитель остался в народной памяти как смешной голосистый чукча, хотя Кола Бельды занимался собиранием умирающего северного фольклора и экспериментальной музыкой. О том, кем был Кола Бельды в реальности, рассказывает «Лента.ру».
Поехал чукча в Москву учиться в МГИМО. Отучился, приезжает на родину, его встречают как дорогого гостя. Собрались другие чукчи вокруг, слушают рассказы о том, чему его учили. Бывший студент встает, поднимает палец и говорит: «Все мы думали, что Карла Маркcа и Фридриха Энгельса — это муж и жена. Ничего подобного! Это, однако, четыре разных человека!»
Этот советский анекдот — один из многих, в котором фигурирует чукча, представитель одного из коренных северных народов, при этом не самого многочисленного. Не было анекдотов об эвенках, долганах, энцах, но над чукчей смеялся весь Союз. Обычно он приезжал в большой город или приходил в лагерь к исследователям, где попадал в самые нелепые ситуации.
Встретить конкретно чукчу на улицах Москвы в начале 70-х годов, когда эти анекдоты стали активно распространяться, было практически невозможно. Так что все знания о смешных и простоватых представителях этого народа их сочинители черпали из двух источников.
Первый — это, конечно, фильм «Начальник Чукотки» 1967 года, который только в кинопрокате увидели 15 миллионов советских граждан и который постоянно показывали по телевизору. Образ безобидных простодушных аборигенов запомнился людям.
Но был и второй источник — творчество певца Кола Бельды. Все запомнили, как он пел песню «Увезу тебя я в тундру», хотя и не был первым ее исполнителем, и строчки из «Песенки о терпении», в которой говорится о чукче, который «в чуме ждет рассвета».
Кола Бельды, впрочем, несмотря на то, что большинство считало его представителем чукотского народа, был нанайцем и никакого отношения к чукчам не имел. Сложившаяся ситуация его только забавляла, и на своих концертах, между песнями, он нередко цитировал те самые анекдоты, таким образом одновременно воспроизводя и подкрепляя стереотипы об этом народе и о себе самом.
Несмотря на то что Кола Бельды в основном запомнили как персонажа из этих забавных коротких историй, распевающего эстрадные песенки, приправленные северным колоритом, это человек с уникальной судьбой, и творчество его «Тундрой» и оленями, на которых «мы поедем, мы помчимся», не ограничивается.
Сейчас трудно сказать, как Николай Бельды (так он значился в паспорте) стал Кола Бельды. Однако последняя жена певца и его вдова Ольга Бельды рассказывала, что родители мальчика назвали его Колан — то есть «дождевой червь». Такое вроде бы неприглядное имя было совершенно обыденным для нанайцев и в принципе для народов, которые верят в духов. Ведь вряд ли кто-то из потустороннего мира заинтересуется мальчиком, названным червяком, а значит, и в жизни у него все будет хорошо.
Родился Кола Бельды предположительно 2 мая 1929 года в небольшом селе Муха Нанайского района Хабаровского края. Предположительно — потому, что так гласила запись в паспорте. Село находилось в глуши, и, конечно же, никто не стал регистрировать мальчика сразу же после его рождения. Маленький Кола очень скоро остался без родителей — отец погиб на охоте, а мать уехала в другую деревню, в новую семью. Так что спросить о точной дате его рождения было не у кого.
По местным обычаям маленького Колю воспитывали дядя и дед по отцовской линии. Особенного дела до мальчика им не было, и он зачастую был предоставлен сам себе. Однажды, забредя в глушь, он упал в яму, где просидел несколько часов, пока его не нашли взрослые. Мальчик так испугался, что на всю жизнь стал заикой — в особенности ему плохо давались шипящие звуки.
Учиться Кола Бельды отправили в школу-интернат села Найхин, где он жил до 1943 года. Вряд ли ему нравилось жить там, где над его заиканием потешались другие дети, возможно, поэтому он принял решение бежать на фронт.
Сказано — сделано. 16-летний Коля сбежал из интерната и отправился в Хабаровск. Еда, которую он припас, быстро закончилась, нормальной дороги не было. Через несколько дней, пройдя пару деревень, он вышел к берегу реки, увидел рыбацкие лодки, стоящие на берегу, и заснул под одной из них.
Там его и нашел другой мальчик, Вася Панюшев, который привел Колю к себе домой. Мать Панюшева его накормила, а отец отвез на лодке в Хабаровск.
Будущий певец впервые оказался в большом городе, и после того, как немного отошел от культурного шока, сразу начал задавать прохожим вопрос: «Где фронт?» Большинство пожимали плечами, но нашелся и тот, который сказал: если хочешь на фронт — это на вокзал надо, на поезд сесть.
Коля так и сделал. Денег у него не было, поэтому он просто спрятался в ящике с песком под вагоном. Проехав несколько станций, голодный и грязный, он выскочил из ящика и увидел, как возле вагона перекуривают моряки. На вопрос, не едут ли они на фронт, моряки ответили положительно и предложили Коле ехать с ними.
Так он стал юнгой на корабле Тихоокеанского флота, где его обучили премудростям морской жизни. А уже через два года, когда ему исполнилось 18, его призвали служить мотористом-дизелистом на минном тральщике, на котором он участвовал в освобождении Кореи от японцев.
Но больше всего Николай Бельды хотел заниматься тем, что его привлекало с детства, — пением. Ведь когда он пел, то переставал заикаться. Талант парня заметили еще на корабле, где он служил, и Коля попал в ансамбль песни и пляски Тихоокеанского флота. А после службы поехал с сослуживцем в Саратов, где была консерватория, в которую он поступил и с успехом окончил.
Потом был фестиваль молодежи и студентов 1957 года, на котором его заметила министр культуры СССР Екатерина Фурцева и стала всячески ему содействовать. А всесоюзная популярность пришла к Бельды в 1960 году, после концерта в «Лужниках», где он исполнил знаменитую «Песню оленевода» (которая о том, что олени лучше).
Еще одной яркой точкой в его карьере стал фестиваль «Песня-72», где он исполнил песню «Увезу тебя я в тундру».
С тех пор слава его гремела по всему Союзу. Кола Бельды присваивали одно за другим звание заслуженного артиста. Он гастролировал в СССР и за рубежом, собирая награды. Так, в 1973 году он стал лауреатом международного конкурса вокалистов в польском городе Сопоте, а мэр французского города Мезен наградил певца эпитетом «Золотой голос Севера».
Снимался он и в кино — правда, в эпизодических ролях. В фильме «Русский сувенир» он исполнил роль студента-шамана, а в «Ансамбле неудачников» сыграл себя самого. Мог бы попасть и в большое кино на главную роль, но в этом случае удача, к сожалению, ему не благоволила.
Как вспоминал режиссер Владимир Васильев, который снимал совместно с Акирой Куросавой фильм «Дерсу Узала», однажды Кола Бельды, без какого бы то ни было приглашения, пришел в съемочную группу, представился внуком Дерсу Узала и заявил о желании сыграть своего деда.
— А как же вы будете сниматься в роли Дерсу, если вы так сильно заикаетесь? — спросил Васильев певца.
— А я петь буду! — засмеялся Кола Бельды.
Васильев рассказывает, что впоследствии он провел кинопробы, на которых партнером певца был Юрий Соломин, но в итоге его не взяли на эту роль. Зато Кола Бельды познакомили с японским режиссером, и он помогал отбирать национальные мелодии, репетировал с будущим исполнителем главной роли Максимом Мунзуком.
Кола Бельды неслучайно стал консультантом Акиры Куросавы. Он не только исполнял популярные «околосеверные» эстрадные песни, как казалось обывателю. С 1970-х годов он занимался серьезной исследовательской работой — собирал и сохранял уникальные национальные песни северных народов.
Делать это было чрезвычайно сложно, ведь носителей культуры этих народов уже тогда было чрезвычайно мало. Так, чтобы найти одного селькупа, который еще помнил песни предков, Бельды пришлось проехать от Кольского полуострова до Камчатки, но он все-таки нашел его.
Именно этот фольклорный материал, который певец собирал долгое время, лег в основу альбома «Белый остров», выпущенного на излете Советского Союза, в конце 1980-х годов, когда советская эстрада, в которую был вписан Кола Бельды, как пишет музыкальный критик Александр Горбачев, «внезапно перестала быть кому бы то ни было нужна».
Звучание его поразительно — это жесткий минималистичный андеграунд: варган, другие национальные инструменты, иногда странная ударная установка, синтезатор, то протяжные напевы, то какой-то хаос…
Все эта мрачная электроника вперемешку с этническими мотивами создает дикую и загадочную атмосферу, сродни той, которая возникает при прослушивании западных коллективов, участвовавших в индастриал-движении, но при этом с таежными нотками.
И каждая из композиций на альбоме — это интерпретация той или иной народной песни коренных жителей Севера, которые собрал Кола Бельды и перевел на русский язык. «Хозяин тайги» — песня манси. «Чайка» — песня долган. «Возвращение домой» — песня чукчей. Завораживающие, глубокие, атмосферные…
К сожалению, в то время этот экспериментальный альбом, который Бельды записал с группой молодых музыкантов, не нашел своего слушателя. Однако теперь, через много лет, его постоянно открывают для себя молодые люди и поражаются тому, что вроде бы насквозь конъюнктурный и карикатурный советский «чукча» сделал такое.
Кола Бельды вообще был не чужд экспериментам, от которых просто веяло безумием. Так, на YouTube сохранилась видеозапись его джема с Сергеем Курехиным и его «Поп-механикой», когда певец скачет по сцене, как заведенный, распевая своих «Оленей», а Курехин дирижирует адским оркестром, выдающим жутковатый пост-панк на одной ноте.
Как-то на одном из таких действ Бельды побывал лидер группы «ЧайФ» Владимир Шахрин, молодой тогда рокер, в компании друзей, одетых в кожу с клепками. Они купили билеты на концерт певца, чтобы просто поглумиться над умирающей «совковой» эстрадой.
Когда молодые люди зашли в зал, оказалось, что кроме них там всего три-четыре человека. «Это странное ощущение: ты пришел бросить вызов обществу, а общества-то и нет, вызов бросать некому», — вспоминал Шахрин.
Но Бельды не отменил выступление. Шахрин увидел, как на сцену вышли музыканты с живыми инструментами: «длинноволосые двухметровые мужики в шкурах и мехах, с фантастическим по тем временам светом, с какими-то этническими бревнами на цепях». К удивлению рокера, они начали играть «достаточно сложную этническую музыку на джазовой основе».
«Ближе ко второму-третьему номеру на сцене появился сам Кола Бельды и начал петь северные песни шаманского характера, — говорил Шахрин. — От этого просто вдавливало в кресла. Мы получали колоссальное удовольствие, которое вскоре начали бурно выражать — свистеть, улюлюкать, хлопать. Мы попали на поистине роскошный концерт».
И после этого концерта Шахрин и его пятеро друзей устроили Бельды стоячую овацию: «Стояли дураки-дураками, в этих ремнях, ботинках, заклепках и аплодировали артисту».
Несмотря на большой успех на эстраде, с личной жизнью у Кола Бельды не ладилось. Он был дважды женат, но детей у него так и не появилось — до 1991 года. Тогда уже немолодой человек, он повстречал свою третью жену Ольгу. Она тоже была нанайкой и тоже носила фамилию Бельды, которая вообще достаточно распространена у нанайцев.
Поженившись, супруги уехали из Москвы, где до этого жил певец, в Хабаровск. Денег в начале 1990-х годов не было почти ни у кого, и Бельды был не из тех людей, которые умеют пользоваться «правильными» связями.
Но в Хабаровске, вблизи родных мест, он действительно был счастлив. Здесь у них с женой родилась дочка Лена, в которой 61-летний отец души не чаял, сам стирал пеленки и берег девочку как зеницу ока.
К сожалению, счастье долго не продлилось: 21 декабря 1993 года певец пошел в продуктовый магазин и прямо в дверях упал на пол, схватившись за сердце. Скорую ждали почти час, и ничего поделать уже было нельзя. Кола Бельды умер от обширного инфаркта, оставив о себе память как о веселом «чукче» с мощным голосом, олицетворяющим все коренные народы Севера сразу.