Почему жители Екатеринбурга протестуют против строительства храма

В Екатеринбурге произошли беспорядки. Они стали результатом конфликта между верующими и протестующими против строительства храма горожанами. Губернатор Свердловской области Евгений Куйвашев предложил провести переговоры участникам конфликта. Удастся ли быстро разрешить ситуацию, возникшую почти на пустом месте? На том месте, где планируют построить храм.

«Сейчас моя главная задача как губернатора — добиться мира, спокойствия и понимания. Уличные конфликты — это не путь, которым можно решить проблему», — написал губернатор Куйвашев. Жаль, что ему пришлось это делать не до беспорядков, чтобы их предотвратить, а уже после них. Накануне в городе на месте запланированного строительства храма Святой Екатерины в сквере у Театра драмы произошли бурные столкновения. Противники строительства обрушили забор, которым подрядчик окружил сквер. Однако затем к месту события подтянулись некие молодые люди, которые, по сообщению местных изданий, скандировали: «Мы за храм». Произошла потасовка.

Тут сразу возникает несколько вопросов. Судя по тому, что рассказывают очевидцы, местные власти ситуацию явно «запустили». Между протестующими и «бойцами за храм» остался, по сути, лишь местный ЧОП, который должен был охранять периметр, но ничего не сделал и сделать не мог: он не имеет полномочий разгонять людей. Что касается местного подразделения Росгвардии, то первые комментарии ее пресс-службы выглядели довольно беспомощно. Судя по всему, силовики тоже «проморгали» момент. Не оказав, в частности, никакого противодействия каким-то «бойцам», или местным «титушкам», которые взялись восстанавливать порядок на стройплощадке по своему разумению и доступными им методами.

Уже не в первый раз на местах происходит, по сути, негласное «делегирование» силовых функций неким «активистам», на сей раз — защитникам храма от защитников сквера. По идее, такие функции должно монопольно осуществлять только государство в лице соответствующих служб, коих в нашей стране, мягко говоря, немало, а численность одной только Росгвардии превысила численность Сухопутных войск.

Строительство храма должно осуществляться на средства филантропов. Оставим в данном случае в стороне вопрос, комфортно и уместно ли строить храм на том месте, которое вызывает, по крайней мере, неоднозначную реакцию горожан? Разве это не тот вопрос, где следовало бы стремиться к подобию консенсуса? Хотя у нас, конечно, всегда кто-то чем-то будет недоволен.

Формально, исходя из действующего законодательства, строители храма правы. Перед подобным строительством обычно проводятся так называемые «публичные слушания». Они и в этом случае были проведены. По их итогам строители получили все разрешающие документы. Однако проблема в том, что подчас формат подобных слушаний непонятен большинству граждан, поэтому их результатам они не доверяют. Слушание такие никак не формализованы, их состав не является чаще всего репрезентативным отражением настроений местных жителей, на них власти зачастую приводят специально подготовленных и подконтрольных людей, обеспечивающих нужный «одобрям-с». По идее, в подобных случаях следует проводить либо общегородской референдум, либо полагаться на формализованное решение муниципальных органов. Однако про российские муниципальные органы известно, что они бесправны и практически бессловесны. Поэтому лучше первое, чем второе.

Но вот только референдумов, даже городского масштаба, российские чиновники боятся, как черт ладана. Поэтому предпочитают управляемые «публичные слушания», решения которых, даже если они вдруг окажутся неудобными, никого ни к чему не обязывают, на самом деле. Иными словами, у нас нет на местном уровне действенных механизмов согласования интересов разных слоев населения. В случае с Екатеринбургом — разных групп горожан. И именно его отсутствие и сомнительная легитимность «публичных слушаний» в глазах значительной части общества вызывает подчас довольно резкие конфликты. Примечательно также, что в екатеринбургском конфликте, по сути, никак не показали себя ни местные отделения политических партий, ни НКО из тех, что еще не задавлены.

Общество не организовано, не структурировано. Оно атомизировано и способно генерировать только стихийные бунты, но не выдвигать конструктивные требования и тем более искать компромиссы.

Помимо этого, ситуация в Екатеринбурге — лишний пример того, как политика постепенно возвращается на региональный уровень после долгих лет, казалось, полного аполитизма. Эта политика может проявляться в чем угодно. Политикой становится вопрос строительства завода с кажущимися части граждан сомнительными экологическими свойствами (как в Воронежской области). Или организация свалки бытовых отходов, называемой изящно «экотехнопарком» (как в Архангельской области). Поводом для массовых протестов может стать и строительство храма, и мечети, и прачечной для бездомных.

И всякий раз это — именно политика, хотя в подавляющем большинстве случаев участники массовых акций твердят, что они не хотят «политизации», а выступают по одному конкретному пункту. Во многом это происходит из-за недоверия к политикам — как «статусным», так и оппозиционным, в том числе из несистемной оппозиции.

Но всякий раз из «одного требования» получается именно политика, поскольку в каждом таком случае подразумевается, пусть неосознанно: «Мы, местные обыватели, не доверяем тем методам согласования разных интересов и способам принятия решений, которые затрагивают нашу жизнь и которые практикуют местные власти».

И рано или поздно этим властям приходится разруливать такие конфликты вручную. Вот и теперь губернатор Куйвашев приглашает представителей противоборствующих сторон к себе в кабинет, выступая посредником. Ну, если других институтов нет, то ничего не остается, как посредничать первому лицу соответствующего уровня вертикали власти.

«Вот приедет барин — барин нас рассудит», — писал Николай Некрасов в стихотворении «Забытая деревня». Еще до отмены крепостного права. По сути, с тех пор мало что в этом плане изменилось.